Чё-то мы все про квартиры, про ситуацию на рынке, про спрос, про клиентов и т.п. пишем. Надоело. Хочу сегодня поговорить о такой вещи как любовь к Родине. Точнее о ее жилищной разновидности. Я вот когда путешествовал по США, старался общаться с разными гражданами на тему преданности отчему дому. Как они относятся к перемене мест, часто ли переезжают в поисках лучшей доли, готовы ли променять свои нынешние дома/квартиры на что-то другое. Мнения слышал совершенно противоположные: от «сразу переезжаю, если предлагают лучшую работу (как вариант – женюсь/выйду замуж)» до «всю жизнь здесь прожил и здесь же помирать стану». Первых, понятно, большинство. Американцы - народ динамичный, старательный, едет туда, где выгоднее, лучше, удобнее. Но, как я уже сказал, есть и те, кто ни за что не променяет свой запселый городишко на что-то другое, пусть даже лучшее. Таких, правда, не много и все они, как правило, люди пожилого возраста, не принимающие вообще любых перемен.

У нас в России тоже в этом плане все в порядке – народ в массе не горит желанием перебираться с насиженных мест. Т.е. налицо территориальный патриотизм, когда «дома и солома едома» или «стены помогают». Достаточно почитать мощнейший литературный блокбастер «Прощание с Матёрой», в котором Валентин Распутин описывает моральные и нравственные мучения группы старух в ожидании затопления родной деревни, чтобы читателю стало ясно, как сильно вживлено в головы русских понятие «Родина». Вот дом из необхватных брёвен (дед еще строил), вот забор, огород с «картоФкой», вот калитка и хлев для скотины. А еще огромный царь-листвень на берегу Ангары, где когда-то повесилась сдуру молодая девка по имени Паша и где вздернули колчаковцев в смутные революционные годы. Дальше острова ни ногой, страшно. Вся остальная территория огромной страны – загадка. Неуютная, жутковатая своей непонятностью, чуждыми людьми, пугающая. Неудивительно, что когда государство решило переселить из-за строительства ГЭС кучу деревень, старики завыли в ужасе: «А как же родные могилки???». Хотя молодежь охотно валила в города типа Иркутска или Красноярска, ища для себя иные пути самореализации.

Я некогда зачитывался прозой Распутина, благо слог у него уникальный, впитывал в себя терпеливые рассуждения его героев о России, о родном крае, о тяжелых, но милых, буднях и редких радостях. По большей части вся их жизнь – это непрерывная тяжкая работа, беднота, лишения, страдания, вечная грязь и неустроенность. Но, несмотря на житейские сложности, любовь к собственной деревне сочится буквально из каждой строчки. Ведь именно это убожество надо было защищать от врага, миллионами погибая в мясорубках войн. Раньше я объяснял это подлинным патриотизмом, только нам одним понятным чувством бескорыстной страсти к Родине, пусть даже такой нищей, грязной и страшной. Ведь она - это наше всё. Другой нам не надо. Родные писатели-классики постоянно подчеркивали данный факт, выпячивая его как некую неповторимую уникальность русского человека. И, глядя в телевизор, где показывают патриотический хардкор с Киселевым и Соловьевым во главе, многие находят подтверждение этим мыслям. 

А тут недавно наткнулся на описание психологического эксперимента, формирующего явление под названием «Выученная беспомощность». Его еще иногда называют «Яма отчаяния»: «Обезьяне в клетке подают болевой стимул (скажем, бьют током). И показывают выход из этой болезненной ситуации, например последовательность рычагов или кнопок, по которым дверь в клетку открывается и обезьяна может убежать в соседнюю камеру, где пол не под напряжением. Животное быстро этому обучается и начинает успешно избегать болевых раздражителей. А потом выход перекрывают. Жми не жми, что бы ты не делал, дверь не откроется, выхода нет. А током продолжают бить. Можно вопить, можно лезть на стенку, тебе все равно делают больно, и нет возможности это прекратить. И животное сворачивается в углу, отказывается от всякой поведенческой активности и принимает свою судьбу, только мелко вздрагивает при очередном ударе. И в дальнейшем, даже когда выход вновь появляется, если обезьяне показать, что появилась возможность открыть дверь и выйти, она этой возможностью не пользуется. Она уже привыкла страдать, научилась терпеть и корячиться. Так формируется выученная беспомощность».

Не знаю почему, но мне пришла в голову мысль, что на протяжении сотен лет на нашем населении ставили именно такой эксперимент, создавший потрясающий по своей противоречивости тренд «любви к отечеству», который на самом деле лишь следствие безвыходности. Страна была социальным полигоном, где идеологи пытались создать абсолютно закупоренное общество. Вот откуда в наших людях этот дикий ужас перед какими-либо переменами, который некоторые принимают за патриотизм. Он в нас и сейчас, достаточно только проговорить мантру "лишь бы не было войны". А между тем, ту же Германию разрушили нашими и союзными бомбардировками практически до основания, при этом немцы абсолютно не боятся перемен, охотно переезжая внутри страны и обустраиваясь на других континентах. Может, не в войнах дело, а в прибитой психологии русского народа, который не так уж загадочен, как любят представлять "классики" отечественной литературы?

Словом, у советских людей просто не было иного выхода из клетки, кроме как ногами вперед, в жизни они видели только одно говно, которое по ошибке считали нормальной жизнью.И здесь встает вопрос о том, что те же американцы или европейцы, которые отказываются от переезда из своих домов – они гораздо более свободны в своем выборе, чем наши патриоты, которых всю жизнь держали взаперти насильно. Штатовское «нехотение» носит исключительно добровольный характер. И как ни странно бы это прозвучало, в США любовь к своей малой Родине, гордость за то, что никогда не покидал отчий дом дальше, чем на пару десятков миль – они настоящие, в отличие от нашей «выученной беспомощности».

Может поэтому мы видим всего лишь 45 тысяч объектов в продаже на 12-ти миллионный город? Хотя их, по идее, должно быть не меньше 150 тысяч.