Яна Сигида раньше служила в новосибирском театре «Старый дом». Четыре года назад Ольга Стволова, руководитель театральной студии «Особенный ТИП» предложила Яне провести тренинг для людей с инвалидностью — своих студийцев. Еще через полтора года Яна ушла из «Старого дома» и стала развивать свой инклюзивный театр. Корреспондент N1 прогулялась с Яной по Новосибирску и поговорила о влиянии мировых событий на судьбы людей, театральной жизни и личном счастье.
Поколение 86
Все время, пока я жила с родителями, я передвигалась на наземном транспорте. Когда вышла замуж, мы с мужем перебрались в местечко поблизости от метро. Мне кажется, именно с тех пор моя жизнь стала прекрасной. Я люблю ездить в подземке, потому что лица у людей здесь встречаешь не такие грустные, здесь идет какая-то другая жизнь. Все рабочие точки у меня расположены по линии метро.
А еще мне в нем не холодно. Моей маме все кажется, что я мерзну, она постоянно спрашивает: «Как ты в этих легких сапожках ходишь?». Я ей отвечаю: «Мама, все хорошо, я не стою на остановках. Я в метро юрк и доехала».
Недавно я проехалась по улице Блюхера на наземном транспорте и увидела совсем другую картину. Я поняла, что немного забываю об этой стороне жизни, катаясь на метро или машине. Лица у людей в автобусе грустные… и жизнь кажется грустной.
Когда я работала в «Старом доме», к нам приезжал режиссер Михаил Патласов (режиссер, работающий в документальном жанре и поставивший в театре «Старый дом» спектакль о Новосибирске «Пыль» — Ред.), который предложил нам такое задание — прописать даты с момента своего рождения, ставшие в истории страны и мира знаковыми, и соединить их с событиями из своей жизни.
Я тогда психовала, потому что не могла ничего соотнести. Но потом поняла, что это задание в меня все же «попало». Я родилась в январе 1986-го года, тогда же в Новосибирске открыли метро. Это событие для меня — некое созидание, движение вперед. А следом, в апреле того же года, в СССР произошла серьезная авария на атомной станции в Чернобыле. А ведь Украина — отчасти родина моих родителей: и у папы и у мамы есть украинские корни.
Осознав это, я поняла, что жизнь моя идет по такой же траектории: есть мощное созидание, но и серьезная аварии бывают, и кризисные моменты. Я эти события соединила и подумала: «Как, оказывается, интересно анализировать».
Люблю тихий центр — особенно Советскую и Урицкого. С каждым годом в Новосибирске появляется все больше машин, но на этих улицах все равно сохраняется дух истории
Я думаю, все факторы, все события влияют на жизнь людей. Я смотрю на свое поколение, и возникает вопрос: «Что же больше всего на нас повлияло?».
Мне кажется, что у моего поколения есть определенная степень одиночества. Взять хотя бы моих одноклассников — единицы, кто стал мужем, женой, отцом, матерью. Когда мы еще учились, то уже все были сами по себе. После окончания школы, с 2003-го года, мы ни разу не встретились классом, хотя общались во время учебы хорошо. Думаю, у них, как и у меня раньше, на первом месте были учеба, работа. Мне казалось, что моя личная жизнь — она случится потом, попозже.
Все изменилось, когда я стала понимать, что я так жить не хочу, что меня никто не заставлял так жить, подумала тогда: «А я сама-то как хочу?». И вдруг осознала, что вообще-то я хочу любить и быть любимой.
«Мои вы махонькие»
У меня стоит приложение, где я считаю шаги. Морозы заставляют иногда отказываться от прогулок, но я стараюсь ходить пешком даже в сильный холод.
Люблю тихий центр — особенно Советскую и Урицкого. С каждым годом в Новосибирске появляется все больше машин, но на этих улицах все равно царит особая атмосфера — сохраняется дух истории. Летом иногда делаю круги от станции метро «Октябрьская» до площади Калинина. И все пешком.
Раньше я не задумывалась, что люди с инвалидностью постоянно сталкиваются с холодным отношением. Когда впервые это увидела, подумала: «Мои вы махонькие, как же вы живете»?
Три года назад с девчонками, которые передвигаются на колясках, мы решили прогуляться от библиотеки Горького до Первомайского сквера. Это было то еще приключение: у нас в городе нет пандусов, чтобы было удобно ехать, и приходилось постоянно поднимать коляски руками.
Я тогда поняла, как непросто молодым мамам и людям с инвалидностью. А когда снегом все заносит? Очень сложно передвигаться в таких условиях. Как-то мы с близкими собирались встретиться, но началась метель, и они мне сказали: «Ой, там все замело». А мои ребята тогда пришли на репетицию. Люди себя недооценивают.
У нас иногда репетиции заканчиваются поздно, но надо, чтобы все артисты благополучно добрались до дома. Поэтому кого-то провожаю до такси. Водители приезжают и начинается: «И что? И куда ты? Как я тебя?». До работы в инклюзивном театре я не задумывалась, что люди с инвалидностью постоянно сталкиваются с таким отношением. Когда впервые это увидела, подумала: «Мои вы махонькие, как же вы живете»?
Точка появления
Как-то мне пришлось сделать операцию — так я попала в клинику «Авиценна» на перекрестке Урицкого и Коммунистической. Здесь я познакомилась с хирургом Еленой Георгиевной Королевой. Перед операцией едем с ней в лифте — я так напряжена, волнуюсь, а она мне говорит: «Нет, ну бусики-то придется снять» (смеется). На мне тогда были африканские бусы. Мне так понравилась эта ее ирония. Я поняла, что мы нашли друг друга, это именно мой врач. Елена Георгиевна — настоящий профессионал своего дела. Мне захотелось фильм про нее снять, но пока что я не нашла возможности сделать это. Но понимание, что вокруг тебя есть такие мастера, которые преданы своему делу, меня сильно радует.
После операции мне папа позвонил и сказал: «Яна, так в этом месте, где тебя прооперировали, ты родилась». Для меня это событие стало знаковым — неким перерождением. Я снова оказалась там, где появилась на свет, сама того не зная. Я начала искать информацию про это здание. Оказалось, раньше здесь был одноэтажный дом купца-хлеботорговца Кагана, потом, в советское время, к нему надстроили еще один этаж — появился роддом, в котором потом появилась я. А позже здесь расположилась «Авиценна».
Метафизика места
Интересно, что это не единственное такое совпадение: мое раннее детство прошло там, где потом я оказывалась уже взрослой. Мы с семьей жили в общежитии на улице Чаплыгина (принадлежит Новосибирскому кооперативному техникуму — Ред.) до моего трехлетия. Вообще это общежитие для студентов, но на пятом этаже жили сотрудники техникума. Моя мама тоже работала в нем, и ее руководитель разрешил ей жить здесь с семьей — мужем и двумя дочками. Напротив дома находится садик, в который я ходила. Все тогда казалось мне таким большим: эти дома, забор. А сейчас смотрю — не такие уж они и здоровые.
Знаете, я тогда даже подумать не могла, что жила напротив своего будущего — театрального института. Уже когда была студенткой, мы как-то зашли сюда во двор. Смотрю адрес — Чаплыгина, 4. И у меня все соединилось: оказывается, мой первый дом был в двух шагах от моей alma mater.
Театральный цветочек
Я хотела связать свою жизнь с музыкой, но потом открыла для себя мир театра и поняла, что здесь как раз можно все совместить. О переезде в другой город даже не думала: я была как цветочек в горшочке, комнатное растение. Однако после второго года обучения мы с единомышленником все же поехали поступать в Москву. В столице конкурс сильно отличался от новосибирского. У нас было 8 человек на место, а там — 300. Я тогда вернулась домой: поняла, что не готова к этой вечной гонке.
Я поняла, что мне важнее всего мой личностный путь, а театр предполагает, что ты не можешь сам себе принадлежать. В итоге ушла в инклюзивный театр: здесь я честна с собой, здесь не приемлют фальши
Потому у меня было еще 6 попыток завоевать столицу. Мне хотелось внутренне понять, что я могу осилить этот город. Понимаете? Шесть раз я туда ездила и шесть раз возвращалась в Новосибирск со словами: «Наконец-то, я дома». Я поняла, что все-таки не могу быть студенткой, которая живет в съемной комнате, потому что объективно напоминаю домашнее растение, нуждающееся в особом уходе (улыбается).
Не потерять себя
Я думаю, большинство артистов развиваются «в длину». И из великих актеров можно выделить единицы, кого нам по-настоящему интересно слушать и понимать. Это те, кто копают вглубь, и это большая редкость.
Сцена — сильный наркотик. Я помню, после очередной премьеры вышла и подумала: «Боже, какое счастье! Ну никакой муж и никакие дети мне его не дадут». Правда, когда заканчивается эта эйфория, ты остаешься один и понимаешь — на этой наркоте ты долго не протянешь.
Мой первый режиссер в театре, я тогда играла Нину Заречную (героиню чеховской «Чайки» — Ред.), говорил мне: «Вот Нина готова на все ради славы и театра. И ты должна быть, Яна, готова на все». Я думала про это и понимала, что на все ради славы и театра уже не готова.
В Новосибирске я люблю камерность, некую свободу, немногочисленность людей по сравнению с Москвой. В такой обстановке сразу понимаешь ценность себя и того, что тебя окружает
Никогда не сыграет артист, не имеющий в себе неврастенических наклонностей, неврастеника. Нужна определенная подвижность психики: ты либо можешь туда прыгнуть, либо нет. Я решила, что не буду такой Ниной Заречной. И не стала.
Мне в тот период жизни было интересно разбираться в себе — на что я могу пойти ради профессии? Тогда я поняла, что мне все же важнее мой личностный путь, а театр предполагает, что ты не можешь сам себе принадлежать. И это неплохо. Но мне было важно понять, чего я хочу, и в жестких рамках не могу я делать то, что мне интересно. В итоге ушла в инклюзивный театр, потому что здесь я честна с собой, здесь не приемлют фальши.
Обратите внимание, кто находится по соседству с театральным институтом — общество, которое поддерживает людей с инвалидностью. Мы с «Инклюзионом» там репетировали. А когда я ходила в институт, даже не обращала на эту дверь внимания.
Стать ближе
Будучи студенткой хотела попасть в «Красный Факел». Но потом оказалась в «Старом доме», и это стало лучшим моим решением, потому что в театре мне важна камерность.
Это люблю и в самом Новосибирске — камерность, некую свободу, немногочисленность людей по сравнению с Москвой. В такой обстановке сразу понимаешь ценность себя и того, что тебя окружает.
Камерные спектакли — это классно! Ведь людям сегодня не хватает разговоров глаза в глаза. Я провожу тренинги по развитию речи. Однажды мне мужчина сказал: «Вы единственная, кто меня слушает»
Но мечта сыграть в «Красном Факеле» у меня все равно оставалась еще долго, и так получилось, что в прошлом году мы с режиссером Анной Зиновьевой сделали спектакль для малышей (на площадке «Красного Факела» базируется «Беби-театр» — Ред.) про воображаемого друга, который есть у каждого ребенка. На тот момент мне это уже и не нужно было, а я здесь сыграла все же.
Сейчас «Красный факел» тоже начал делать камерные спектакли — это классно! Ведь людям сегодня не хватает таких разговоров, чтобы глаза в глаза. Вот, например, я провожу тренинги по развитию речи. Однажды мне мужчина сказал: «Вы единственная, кто меня слушает». Слышать это очень грустно, даже не знаешь, что ответить в такие моменты. Наверное, это боль нашего времени. А камерные, иммерсивные спектакли (постановки, в которых зритель является участником действия наряду с актерами — Ред.) провоцируют нас на сближение.
Принять сквозь слезы
Наш «Инклюзион» — резидент мастерской Крикливого и Панькова. Мне нравится это место за то, что здесь собраны молодые ребята, которые «горят» идеями, постоянно что-то делают, придумывают, — такие места украшают город.
Я однажды узнала, что одна актриса сказала про меня: «Яночка же больше не в театре». А я думаю, что именно театром сейчас и занимаюсь. Инклюзивный театр предполагает настолько тонкое подключение к партнеру… Чувствовать, быть проводником, доверять партнеру — это мощнейший тренинг.
Считаю, что каждый актер, заинтересованный в своем дальнейшем развитии «вглубь», должен обязательно попробовать себя в этом театре. Здесь всегда работает команда профессиональных артистов, а многие этого не знают. Если взять европейские страны, то там все организовано на таком высоком уровне, что артисты с особенностями получают деньги за выступления. А мы еще только в начале этого пути.
Мне бы хотелось поспрашивать других людей, что такое для них социальный театр, как они понимают это словосочетание. Для меня уже не существует каких-то разделений между традиционным и инклюзивным театром. Для меня все это просто театр. Я иногда спрашиваю людей, почему они не идут к нам. Они отвечают, что боятся своих чувств, боятся себя узнать с другой стороны, боятся заплакать или «обнажиться».
На наш первый спектакль пришла моя подруга. После просмотра она сказала, что бесконечно рыдала. А чего ты рыдала? Это данность, да, в мире есть такие ребята, а ты подойди и поздоровайся, поговори с ними, познай их. Мы же, когда смотрим на другого человека, автоматически сращиваем себя с его историей. А так делать не надо, надо просто отделиться и познать новый мир. Вот и все.
Поэтому, наверное, социальный театр для меня — это способность открыться и быть честным. Место, где тебе не надо ничего играть и что-то доказывать, ты просто существуешь в другой системе координат и от этого счастлив.
