По Юрию Лобанову сложно сказать, что некогда он жил по дворовым понятиям и участвовал в жестоких разборках подростковых группировок. Пресс-секретарь музея Новосибирска, преподаватель НГТУ, кандидат философских наук не скрывает — был такой опыт, и хорошо, что сейчас его негде применить. Зато остались веселые воспоминания, которыми Юрий поделился с N1.RU. Это и легенда о «людях с песьими головами» из Нахаловки, и история железного аиста, на которого невозможно забраться, и ностальгия по времени, когда привокзальная площадь была уродливой, но «живой».
Привокзальная площадь как собирательный образ
Привокзальная площадь вообще очень важна для любого города, а для Новосибирска как города, порожденного железной дорогой, она важна вдвойне. Но площадь Гарина-Михайловского сейчас безжизненна и лишена каких-либо функций — на ней ничего нельзя сделать. Разве что купить чебурек или построить полк солдат, а затем отправить их на войну.
Прекрасное здание — вокзал, великолепный памятник: в советское время возле него были разбиты клумбы, установлены скамейки, места, чтобы отдохнуть. Сейчас это всего лишь пространство, по которому только и можно, что пройти.
Привокзальная площадь — собирательный образ всех городских проблем: хаотичный дизайн, не гармонирующие между собой вывески, предвыборные плакаты людей, которые давно проиграли, но все еще здесь висят
Для местных жителей то, что здесь больше нет стихийной торговли, скорее всего, хорошо. Вместе с ларьками ушли и асоциальные личности, изрядно портившие всем жизнь. Но с точки зрения города в целом, тогда, в девяностые, во времена, когда здесь стояли ряды киосков, у площади была пусть и барахолочная, но все-таки функция.
Здесь была жизнь: играла музыка из дешевых китайских магнитофонов, все было завалено кассетами эротического (в лучшем случае) содержания, все было совершенно открыто — наверняка кто-то тоскует по этому времени. По крайней мере, у площади было какое-то предназначение, она «жила». Сейчас она «мертва» — это просто плац.
Еще можно сказать, что привокзальная площадь сегодня — это такой собирательный образ всех городских проблем. Этот безумный, дешевый и хаотичный дизайн, вывески, абсолютно не гармонирующие между собой, старые предвыборные плакаты людей, которые давным-давно проиграли, но все еще здесь висят. Весь этот визуальный «шум» — это такой концентрированный Новосибирск.
Жизнь у вокзала: стало тише
Железная дорога перестала «звучать» где-то на рубеже веков, когда на Западно-Сибирском ее участке поменяли рельсы — с короткостыковых на длинностыковые. Пролеты стали очень длинными, и вот эти стыки, на которых вагоны гремят, стали встречаться реже. А еще лет через пять на вокзале почти перестали говорить по громкоговорителю, перешли на какие-то рации. То есть сейчас железную дорогу практически не слышно.
Наверное, из всех мест Новосибирска именно привокзальная площадь со времен моего детства изменилась меньше всего: тогда разве что не было пригородного вокзала и гостиницы Park Inn
Район вокзала так или иначе всегда был престижным для жизни местом: это транспортный узел, здесь есть вся инфраструктура — хоть культурная, хоть торговая. Жилье в нем стоит ненамного дешевле, чем в Тихом центре.
Мне всегда нравилась атмосфера «вокзала», нравились люди и их настроение: здесь ходят те, кто готов отправиться в путешествие, у них особенные глаза, и, понаблюдав за человеком, ты непременно что-то о нем узнаешь. Вот такого на привокзальной площади должно быть больше (показывает на бродягу с гитарой) — разного и организованного.
Меня мама в детстве водила встречать поезда. Мы приходили в здание вокзала «Новосибирск-Главный», а ведь это было одно из немногих мест в городе, где можно было купить отличное эскимо. Выходили на первый путь, и мама мне рассказывала, что это за поезда, откуда они идут и куда следуют. Так я полюбил географию. Железная дорога дает ощущение, что все со всем связано.
Отдельным развлечением была встреча поезда, следующего по маршруту «Улан-Батор — Москва». Тогда он выступал в роли такой передвижной барахолки: мою первую приставку «Денди» мне купили именно здесь, хотя она оказалась не на 16 бит, а именно так было написано на коробке, а на 8, но все равно это было очень круто.
Привокзальная площадь — это одно из немногих мест в городе, где осталось небо. Железная дорога не позволяет воткнуть лишнюю новостройку
С моего детства на привокзальной площади мало что поменялось: тогда разве что не было пригородного вокзала, ряда ТЦ в окрестностях и гостиницы Park Inn. Наверное, из всех мест Новосибирска именно привокзальная площадь изменилась меньше всего.
Город оптимального размера
С одной стороны, странно, что здесь так мало всего поменялось: мы ведь столько говорим о динамичном развитии Новосибирска. С другой — в нашем городе все обычно меняется в плохую сторону: точечной застройки, сноса какого-нибудь памятника архитектуры. Взять хотя бы старый ДЖК — чем не первый кандидат на снос в пользу очередной высотки? Привокзальная площадь — это одно из немногих мест в городе, где осталось небо. Железная дорога не позволяет воткнуть лишнюю новостройку.
Мне нравится Тихий центр. Прежде всего потому, что его практически не затронула точечная застройка. А другой центр, который от улицы Семьи Шамшиных уходит наверх, на восток, — это деградировавшее пространство, испещренное какими-то заборами, заполненное территориями разного назначения и стиля. Каждый строил — кто во что горазд, нет единого планирования.
И даже Красный проспект вместо того, чтобы быть главной улицей города, стал главной транспортной магистралью, что убило его привлекательность. Люди не хотят жить на магистрали, гулять по ней
Поэтому мы видим в центре города множество деградировавших, бесполезных и безжизненных зон, заброшенных помещений. Казалось бы, отличное место, самый центр, но сколько всего пустует! Легендарный супермаркет «Кремона» уже несколько лет стоит просто так, окна его запылились и изрисованы граффити.
Из других сибирских городов я очень люблю Омск. Есть странное явление, и омичам следует всерьез заняться изучением этого вопроса, — у Омска сложилась дурная репутация. Почему? Это красивый и удобный город. В смысле благоустройства, архитектуры и сохранности городской среды он гораздо привлекательнее Новосибирска и меньше пострадал от точечной застройки, его лучше убирают. Другой вопрос, что он потише, там не такая насыщенная социальная жизнь, и в этом плане он более провинциален.
На самом деле, для меня важно город ощущать и понимать как единое целое. Например, Москва несоразмерна человеку, слишком разрозненна — одна большая агломерация, а не город. А хочется понимать место, где ты живешь, иметь возможность все объехать за какое-то время, чтобы знать, что здесь живут одни, а здесь — другие
Новосибирск в этом отношении идеален: оптимальный размер, подходящий темп жизни, больше развлечений, больше социальной активности. И этим он отличается от более спокойного Омска.
«Квадрат»
Мой дом, на Вокзальной магистрали, 2, и соседний, на Ленина, 59, образовывают двор, известный в народе как «квадрат». Вообще, в Новосибирске несколько «квадратов», но для меня главный, конечно, этот. Во дворе на Ленина, 59 есть очень своеобразные малые архитектурные формы. Местные жители выясняли, откуда они взялись, и полагают, что их строил в семидесятые некий знаменитый архитектор.
Но нас в детстве больше интересовало не кто их построил, а как забраться на железного аиста. Был один парень, который смог это сделать, но он занимался гимнастикой. Сейчас всей этой тусовки, пытавшейся штурмовать аиста, уже нет — все разъехались.
В арке, выводящей на привокзальную площадь, я однажды чуть не погиб: меня едва не убило осыпавшейся сверху лепниной. Сейчас здесь все закрыто наглухо. Для жителей других домов запрет проходить сквозь арку был настоящим преступлением против них, ведь все привыкли ходить к метро именно через нее. Поэтому несколько раз ночью кто-то спиливал замок болгаркой. И жильцы самого этого дома вынуждены были установить здесь камеры, чтобы ловить злоумышленников. Словом, это был довольно жаркий локальный конфликт.
Еще одна беда, связанная с жизнью у вокзала, — бомжи. Все привокзальные пацаны так или иначе воевали с ними. Про нас даже по какому-то радио рассказывали, что якобы тут орудует молодежная банда. Сейчас их здесь стало значительно меньше. Трудно сказать, с чем это связано, но прежнего потока бездомных в подъездах близлежащих домов уже нет. Возможно, в этом помогают как раз все эти заборы и ворота.
«Нахаловская мафия бессмертна»
По пешеходному мосту через железную дорогу проходила граница между «нашей» территорией и «вражеской». Нашими союзниками были ребята из Нахаловки. Можно сказать, что они держали в страхе весь город, но взрослые криминальные авторитеты из них почему-то не вырастали. А вот представители молодежных криминальных субкультур были совершенно отчаянными. Когда я перешел учиться из 168-й школы в 1-ю гимназию, меня многие спрашивали: «О! Ты живешь рядом с Нахаловкой! Знаешь кого-то из нахаловских? А правда, что…?».
В то время о нахаловских складывали легенды! Одна из них гласила, что вечерами они стоят на этом самом пешеходном мосту с топорами и никого не пропускают, сбрасывают под электричку. Словно «люди с песьими головами». Короче говоря, слава об этих ребятах бежала далеко впереди них
Сейчас все те активные представители криминальной субкультуры либо сидят, либо погибли от употребления наркотиков или в процессе очередных разборок. Все имена, всплывающие в памяти, — это люди, которых или уже нет, или они куда-то уехали.
А воевали мы против очень разных соперников — локальных и глобальных. Локальными были ребята с «Сухарки». Они до нас не доходили, но у них были какие-то спорные приграничные конфликты с «Владимировскими», и мы в них участвовали. Еще мы дружили против «Фабры», то есть ребят с Фабричной, и против «Бановских» — обитателей кварталов в районе улиц Челюскинцев и Железнодорожной.
Глобальным же врагом были «Первомайские». Существовали у нас некие спорные территории влияния. Одной из таких был клуб «Юла» в ДК Попова в Октябрьском районе: до него было одинаково удобно доехать на электричке и тем, и другим. Там и выясняли, кто круче. Силы, как правило, были равны.
Участие в группировке оказалось довольно бесполезным опытом. Все полученные мною навыки выживания уже не нужны. Я был мальчиком из первой гимназии, одним из самых безобидных и интеллигентных, но я знал, что такое понятия, чего пацан должен или не должен делать, какие есть статусы и чем они отличаются. Все это было не просто известно, а в определенной степени применялось в жизни.
В Нахаловку нельзя было прийти просто так, без надобности, или если ты не знаком с кем-то авторитетным. Остаться здесь без мелочей, вроде куртки или кепки, было проще простого
Сейчас все это не нужно, времена изменились. С другой стороны, мне нравится, что детство было относительно жестким, конфликтным — я так себя чувствую комфортнее. Сегодня генерировать насилие и противостоять ему уже не нужно. Отдельные криминальные субкультуры существуют до сих пор, но очень локально, а тогда это было повсеместно.
Все дело в экономике: изменились материальные ценности. Ту же кепку проще купить, чем «отжать». А в девяностые обладать кепкой было чрезвычайно важно! Кепка — это лицо пацана. У тебя все остальное может быть стремное, но кепка и кроссовки выступали в качестве аксессуаров, демонстрирующих статус. Практически как часы.
В районе — кварталы: такой разный Железнодорожный
В свое время Нахаловка была совершенно отрезана от мира. Пешеходный мост над путями построили только в семидесятые, до этого жизнь по разные стороны железной дороги связывал только тоннель, и многие жители Нахаловки месяцами могли не покидать родные кварталы.
Люди жили обособленно, все друг друга знали, держались друг за друга. Сюда нельзя было прийти просто так, без надобности, или если ты не знаком с кем-то авторитетным. Остаться здесь без мелочей, вроде куртки или кепки, было проще простого, а возвращение отсюда целым и невредимым становилось героическим поступком.
Знаменитый дурдом на Владимировской мы тоже весь излазили. Делали все то, за что сейчас стыдно. Дразнили психов. Вернее, это нам тогда казалось, что мы дразнили психов, а, скорее всего, это были обычные прохожие, которые шли в аптеку или срезали путь через территорию старого военного городка.
Вообще, из «Красных казарм» (название комплекса зданий 1902 года постройки на Владимировской, где в свое время находилась психиатрическая больница — Ред.) получился бы отличный исторический парк. Гораздо лучше, чем из военного городка в Октябрьском районе, где открыли музей «Моя Россия. Моя история». Туда не на чем добраться. Здесь и территория великолепная, и здания довольно крутые, и транспорта ходит много. Получился бы отличный центр реновации Нахаловки.
Квартал бараков на Ивачева тоже был местом, где жили довольно отчаянные пацаны, имеющие отношение к целым криминальным династиям. Живет такой: у него могло быть первое убийство в 14, тогда же первая ходка, а в 16 он уже весь в куполах.
Мы знали таких ребят, но с ними особо не общались, это была такая «мини-нахаловка». Если в моем доме жили сплошь железнодорожные начальники и инженеры, то на Ивачева селили шпалоукладчиков и путейцев. Сейчас от этих кварталов остались практически одни руины. Хотя до сих пор здесь кто-то живет — последние дома «Ивачевки»…
Но дальше паровоза Лунина мы не уходили. Там начинались чьи-то чужие, неведомые нам территории.
